Неточные совпадения
Творчество и объективация” и книга “Экзистенциальная диалектика
божественного и человеческого”.
В художественном
творчестве Л. Толстого постоянно противополагается мир лживый, условный и мир подлинный,
божественная природа (князь Андрей в петербургском салоне и князь Андрей, смотрящий на поле сражения на звездное небо).
Необходимо пролить свет также на то, что в человеческом
творчестве может быть обогащением самой
божественной жизни, что есть ответ человека на Божий призыв.
Творчество и объективация», «Экзистенциальная диалектика
божественного и человеческого».
Моя тема о
творчестве, близкая ренессансной эпохе, но не близкая большей части философов того времени, не есть тема о
творчестве культуры, о
творчестве человека в «науках и искусстве», это тема более глубокая, метафизическая, тема о продолжении человеком миротворения, об ответе человека Богу, который может обогатить самую
божественную жизнь.
В истинной теургии творится не Бог и боги, как того хочет религия человекобожества; теургия есть
творчество с Богом,
творчество божественного в мире, продолжение творения Бога.
Мертвенно и реакционно то религиозное сознание, которое принижает
творчество, не видит в творческом подъеме
божественного света.
Но всемогущество Божие неотделимо от
божественной любви-смирения, и «
творчество» без цели, без смысла и, главное, без любви, —
творчество ради
творчества, jeu divin в упоении собственной мощью (чувство очень естественное для невсемогущего, завистливого, склонного к хвастливому самолюбованию существа), чуждо всемогуществу Божию, себя знающему и абсолютно спокойному.
Тварное
творчество, которое является актуальным выражением тварной свободы, есть не
творчество из ничего, но
творчество в ничто из
божественного что.
Интуиция о трансцендентности духа по отношению ко всем своим определениям или продуктам лежит и в основе философии
творчества у Н. А. Бердяева (цит. соч.). но и он видит недостаточно различие между образом и Первообразом, между беспредельным
творчеством человека на основе софийности и абсолютным
божественным творческим актом.
В этой свободе твари, опирающейся на тварное ничто,
божественные начала бытия существуют не в силе и славе своей, не в лике вечности, в которой они не ведают развития и восполнения, ибо не нуждаются в них, но во временном становлении, как тема и вместе задача мирового процесса, его данностъ-заданностъ, что дает наиболее точную формулу для определения и тварной свободы, и тварного
творчества.
Экстаз
творчества, экстаз созерцания
божественного света, экстаз любви переносит на мгновение в рай, и эти мгновения уже не во времени.
Последнее слово есть теозис, обожение, но оно достижимо через свободу и
творчество человека, обогащающие самую
божественную жизнь.
Но есть граница человеческого
творчества, которая указывает на основное различие от
творчества Божественного.
Тут символы рождения и
творчества, взятые из процессов, совершающихся в нашем мире, применяются к тайне жизни
Божественной.
Бог хочет своего другого и друга, тоскует по нем, ждет от него ответа на свой призыв к
божественной жизни, к
божественной полноте, к соучастию в Божьем
творчестве, побеждающем небытие.
Но в
творчестве есть также моменты созерцания, которые могут быть названы райскими, есть моменты прекращения беспокойства, наступления покоя, когда нет уже трудности и труда, когда человек приобщается к
божественному.
Творчество человека подобно
творчеству божественному.
Путь аскетики сам по себе не есть путь творческий, и аскетические экстазы святых и мистиков — экстазы возврата к Богу, видения
божественного света, а не
творчества нового мира, невиданной жизни.
Принудительное откровение
творчества как закона, как наставления в пути противоречило бы Божьей идее о свободе человека, Божьей воле увидеть в человеке творца, отображающего Его
божественную природу.
Если
божественная природа неспособна к
творчеству, то какая же природа может быть способна к
творчеству?
В подлинном
творчестве ничто не убывает, а все лишь прибывает, подобно тому как в Божьем
творчестве мира не убывает
Божественная мощь от своего перехода в мир, а прибывает мощь новая, не бывшая.
В
творчестве сам человек раскрывает в себе образ и подобие Божье, обнаруживает вложенную в него
божественную мощь.
Истребление
творчества во имя добра, во имя закона морали — страшная реакция, препятствующая исполнению
Божественных предначертаний, задерживающая наступление разрешающего конца.
Эта старая мистика не признавала самости человека как лика
божественного и
творчества человека как процесса
божественного, она знает лишь Единое
божественное.
В
творчестве снизу раскрывается
божественное в человеке, от свободного почина самого человека, а не сверху.
Есть вечная и непереходимая грань, отделяющая
творчество тварное, человеческое от
творчества божественного,
творчества Творца.
Мир проходит через три эпохи
божественного откровения: откровение закона (Отца), откровение искупления (Сына), откровение
творчества (Духа).
Всякое понижение ценности, качества, индивидуальности,
творчества во имя средне-общего, количественного, во имя благополучия, устроения и распределения есть грех перед Богом и перед
божественным в человеке.
Чисто пантеистическое богосознание не допускает возможности
творчества ни Божьего, ни человеческого, для него лишь одно
божественное состояние истекает в другое.
Но «мир сей» есть лишь один из моментов внутреннего
божественного процесса
творчества космоса, движения в Троичности Божества, рождения в Боге Человека.
Путь освобождения от «мира» для
творчества новой жизни и есть путь освобождения от греха, преодоление зла, собирание сил духа для жизни
божественной.
Будет ли это бытие для нас материальным или будет
божественным, в отношении к
творчеству от этого ничто не меняется.
Это сознание противно глубочайшей сущности христианства, которое делает Бога имманентным человеческой природе и потому не допускает совершенно трансцендентного разрыва здешнего мира и мира потустороннего [Кн. Е. Трубецкой в своем «Миросозерцании Вл. С. Соловьева» странным образом оправдывает свободное
творчество человека в мире через крайнее отдаление потустороннего
божественного мира от мира здешнего.
Так высока и прекрасна
божественная идея человека, что творческая свобода, свободная мощь открывать себя в
творчестве заложена в человеке как печать его богоподобия, как знак образа Творца.